Первоходы
Попадая в неволю, нужно сразу усвоить одно - среди арестантов нет начальников. Как вы сами себя поставите, так и будете жить. Еще один постулат - в замкнутых сообществах (группа детского сада, класс школы, товарищи во дворе, трудовой коллектив, сокамерники или соседи по бараку) нет равенства. Где собираются больше двух, сразу же происходит разделение по мастям или кастам.
Порядок - прежде всего!
До того как попасть в тюрьму, я был совершенно не криминальным человеком. Так получилось, что даже знакомых с судимостями не имел. Занимался себе спортом, работал на довольно престижной по тем временам должности. И вот однажды, грубо получив с подонка долг, попал в следственный изолятор.
В те времена все было и проще, и сложней. Это я к тому, что впервые арестованных не сажали с рецидивистами. В неволе мы сами устанавливали свои порядки.
Как сейчас помню, привезли нас в «Кресты» в пятницу днем, кинули в подвальный «собачник» - это камера такая, карантин. До понедельника никаких движений не предвиделось - нам так сотрудник СИЗО сказал. Еще он объяснил, что сегодня мы на довольствии не стоим. В КПЗ (тогда ИВС не существовало) кормили раз в сутки. Есть хотелось сильно, тем более что мы все были молодыми и крепкими парнями. Бандит с Казани и я сразу подружились. Пять неспортивного вида парней нас опасались, хотя мы никого не трогали и ни на кого не наезжали. Само собой получилось, что парни всем скопом залезли на верхний настил. Мы с казанским расположились внизу. Поговорили часа три, стало скучно. Вежливо попросили «ботаников» рассказать нам анекдот. Те долго несли всякую чушь. Смеялись мы не от тонкого юмора, а от их потуг. Потом мы так же вежливо, без наездов, попросили молодых людей показать нам театр. Двое юношей вылезли к двери под лампочку и изображали по нашему заказу всяких зверей: орлов, ужей, скунсов, гнид. Заметьте, мы никого пальцем не тронули, но сразу заняли доминирующее положение, а слабые духом охотно подчинились.
В понедельник нас дернули на медосмотр и на дактилоскопирование. Было заметно, что наши соседи заметно тормозят. Они озирались и не могли без запинки назвать свои данные и статьи. Сотрудники не видели в них коренных тюрьмы обитателей и грубо с ними обращались. Мы с казанским, наоборот, сразу стали шутить с вертухаями, да и цирики, глядя на нас, потешались.
Жалко было расставаться с казанским братаном, но после выдачи постельного белья нас распределили по разным камерам.
Скажу честно, я немного нервничал. Вспоминались фильмы с татуированными суровыми мужчинами. Но вот открылась дверь, и я вошел в небольшое полутемное помещение. С двух сторон трехъярусные нары на шесть спальных мест и на пятнадцать арестантов. Все они внешне были совсем не страшными. Скорее наоборот, бледные до синевы из-за отсутствия солнца и худые от плохого питания. Самому старшему - лет двадцать пять. Поздоровался, присел на нижний ярус, матрас бросил у входа. Посыпались традиционные вопросы: по какой статье сижу, откуда сам, как там на воле? В общем, познакомились.
Все были ранее не судимы. Сидели они, в общем, за ерунду - пьяные убийства и неудачные разбои. Попробовали мне впарить, что новенький до прихода другого новичка моет за всех посуду и полы. Я предложил другое правило, чтобы «старички» этим занимались, как уже освоившие все хитрости помойного ремесла.
Наглее всех держался высокий Коля. Он долго просидел под следствием и побывал не в одной камере. Понятий, даже человеческих, парни не соблюдали. Каждый творил, что хотел. Например, все спят, а двое в это время громко разговаривают. Или едят чужую передачу, если ее владелец слаб морально и физически.
Через три дня Колю перевели в другую «хату». К тому времени я достаточно обжился, да еще показал народу часть своего бойцовского арсенала. Получилось все случайно. Разговорились о резкости удара. Я попросил подержать за верхние уголки газетный листок и, чуть разогревшись, пробил по средине кулаком. Листок не шелохнулся, но немного порвался в точке удара. Для опытного боксера это не сложно. Естественно, в камере никто подобного не повторил.
Честно скажу, в те времена я совсем ничего не знал об уголовных понятиях, но случайно именно их установил. Хотя чего здесь случайного - правила хорошего тона везде одинаковы. Предложил соседям вести себя прилично, не орать, не мешать остальным, делиться передачами поровну, убираться каждый день. Все согласились. Только одному грузину это не понравилось. Вернее, не понравилось то, что не он будет главным. Пришлось слегка дать ему по требухе, чтобы не выступал.
«Гуляй, братва!»
Стали мы жить, как белые люди. Кого-то дергали на суд или переводили в другую камеру. К нам тоже поступали новички. Причем неважно - с воли они приходили или уже успели посидеть в СИЗО, все слегка боялись. Только некоторые это скрывали за наглостью и вели себя странно. Вплоть до того, что изображали из себя жутких засиженных авторитетов.
Лишь тогда я понял, почему только что севшие делают татуировки и перенимают обычаи тюрьмы. Это просто мимикрия, чтобы их приняли за своего, не унизили и не побили.
Взять хотя бы такой случай. В камере тихо, кто-то спит, кто-то читает. Вдруг открывается дверь и к нам входит нечто. За матрасом его не видно, но оно громко рявкает: «Привет братве, достойной уважения! Бля буду я, в натуре, ага».
Матрас падает на пол, проснувшиеся и отложившие книги разглядывают нового обитателя «хаты». Большая лысая голова вся в свежих порезах от лезвия. Прохладно, но он в майке. Все руки, плечи и шея в наколках - страшных портачках, нанесенных тупой иглой.
Нас очень заинтересовало такое явление. «Пассажир», весь подергиваясь и дирижируя себе руками как паралитик-сурдопереводчик, продолжил концерт. Поочередно подмигивая нам двумя глазами, поощрительно похлопывая каждого по плечу, он заорал: «Чо, в натуре, грустные такие - в тюрьме все наше - ход "черный"! Гуляй, братва!»
Никто не ответил на его тираду. Вошедший чуть стушевался, забегал по центральному проходу (пять шагов в обе стороны) и задорно предложил: «Ну, чо, бродяги, чифирнем по-арестантски». Я понял, что можно развлечься, сделал наивную морду и пояснил: «Мы, мил человек, первоходы. Чифирить не умеем. Вон чай (запрещенный в то время и купленный у баландера за хорошую куртку), ты завари себе, а мы, обезьянки, посмотрим».
Розеток в то время в камере не было. Пассажир решительно оторвал кусок одеяла, намазал алюминиевую кружку мылом (чтобы сажа не налипала), повесил ее над унитазом и поджег «факел». Вскипятил воды, щедро сыпанул чая, запарил. Сидит, давится в одно жало. Видно, что не привык к густому напитку. Кривится, тошнит его сильно, но он крепится - ведь чифир все рецидивисты пьют.
Я спросил его: «Скажи нам, о мудрейший, а зачем чифир хлебают? Мы слышали, что от него кончают?» Чифирист согнулся и закаркал (этот звук у них смехом зовется): «В натуре, земеля, кто тебе такую лажу пронес? Просто чифирок кровь гоняет, бодрит. Я как его не попью - дураком себя чувствую». - «Видно, давно ты не пил, - заметил я. - Может, просто тебе надо отжаться от пола, чтобы кровь погонять?»
Новичок не понял подначки и начал рассказывать нам про тюремные обычаи, арестантское братство, общее движение. Он нес бред с самым умным видом. Оказалось, что сидит он всего два месяца. Но до нас попал в «хату», где все играют в тюрьму. Нам он даже понравился. Мы его постоянно тормошили и просили поведать о том, как сходить в туалет или подойти к двери, как обратиться к сотруднику и друг к другу.
Мудрый сосед снисходительно просвещал нас, неопытных. Через несколько дней цирк надоел, и мы его выгнали без беспредела. Сыграли в карты на желание и он его выполнил. Милая женщина-сержант открыла дверь и пригласила нас на прогулку. Наш уголовный гуру дико заорал: «Начальница, дверь открой пошире, пальцы не пролазят!» Потом он порвал на себе майку, обнажив наколки, растопырил ладони и с песней «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько душ я загубил» направился к двери. Сотрудница такого страха никогда не видела. Она забыла захлопнуть «калитку» и ломанулась по коридору за подмогой. После разборок с вертухаями татуированного гражданина от нас убрали - он сам об этом попросил.
На следующий день на его место закинули мелкого азера. То, что он сел за наркотики, было видно издалека. Новичок никого не боялся, потому что плохо соображал. Он с порога спросил, есть ли у нас таблетки. Доктора на обходе давали анальгин, цитрамон и прочие дешевые медикаменты. Мы их брали про запас и скопили изрядное количество. Некоторые «колеса» не подлежали идентификации по причине отсутствия упаковки.
Думая, что человеку плохо, мы протянули новичку мешок-аптечку. Он обрадовался. Налил в кружку воды и закинул в себя все таблетки до одной! Даже поводил по дну мешка мокрым пальцем и втер пыль в десны, как это делают в кино с кокаином. Знакомиться он ни с кем не пожелал. Расстелил матрас прямо у двери (свободных шконок не было), накрылся одеялом и начал тащиться - состроил блаженное лицо, закатил глаза и принялся мастурбировать.
Нас шокировало прилюдное овладение самим собой. Но на внешние раздражители в виде окриков и пинков новый сосед не реагировал. Мы с тоской вспоминали татуированного «клоуна». Делать нечего, крикнули вертухая и продемонстрировали ему онаниста. Прапорщик все понял и позвал санитаров из осужденных. Они унесли болезного в неизвестном направлении. Операм очень не понравилось то, что из нашей камеры «ставят на лыжи» сидельцев. Как зачинщика в виде наказания удалили меня. Обещали даже кинуть в «пресс-хату». Готовясь дорого продать свою жизнь и честь, я вслед за корпусным поднялся на четвертый этаж.
Оказалось, «пресс» бывает разный. В те времена существовала статья, предусматривающая уголовное наказание за нарушение паспортного режима. Граждан без паспорта или прописки сажали в тюрьму. На зиму бомжи сами рвались за решетку. Именно к таким, самым запущенным бомжам, меня и кинули.
Пройти вперед я не решился: на полу было по щиколотку мусора - обрывки газет, хлебные крошки и прочее. Сбоку смердел забитый и переполненный унитаз. Сортирную вонь дополняли аборигены теплотрассы. Они валялись на полу и на шконках, все в чирьях, с распухшими суставами и покрытые вшами. Я никогда не видел, чтобы вши образовывали сложные рисунки. Меня никто не приветствовал - только сбоку раздалось радостное восклицание.
У стены стоял молодой накачанный парень в белой футболке. Он рассказал, что со вчерашнего дня здесь, но даже присесть не может. Парень слышал, что «ломиться» из камеры нельзя - это «косяк». Я придерживался другого мнения. Камера камере рознь. Здесь мне сидеть не по масти.
Постучал в дверь ногами, подозвал дежурного, показал условия содержания и по секрету сказал, что если нас с накачанным срочно не переведут, мы покалечим несколько бичей. Приперся опер, заглянул в «хату», смерил нас со спортсменом взглядом и скомандовал: «На выход с вещами». В коридоре я первый раз за час вздохнул полной грудью.
О вреде развитой мускулатуры
С новым знакомым нас кинули в камеру, где сидел только что заехавший туда «пассажир». Странно, но в «Крестах» никого из зеков не оставляют в одиночестве, чтобы не повесились.
«Пассажир» мне сразу не понравился. Сам паренек был из небольшого поселка, но строил из себя крутого мафиози и знатока тюрьмы. Я вежливо попросил его не вонять своей трубкой и махрой. Он сдулся и курил у двери в щелочку. Скоро к нам перевели еще одного соседа. Как потом выяснилось, в день совершеннолетия его подняли с «малолетки» (их тогда тоже содержали в «Крестах». Пацан из коридора сразу же оценил меня и накачанного спортсмема. Он бросил матрас и сумку, оттолкнул вертухая и с криком «Убивают!» бросился бежать. Странно, подумали мы, и вопросительно уставились на дверь.
Все разъяснилось позже. До нас в этой «хате» сидели беспредельные бандиты. Они ломали народ, чем вовсю пользовались опера. По тюрьме пошла об этой «хате» нехорошая молва. Вот бывший «малолетка» и принял нас за «прессовиков». Сотрудники долго внушали ему, что в камере сидят хорошие дяди. Мы это тоже подтвердили. Юнец вроде поверил, но долго нас боялся. Чуть позже к нам кинули еще одного. Он был только что с воли. Парню исполнилось всего восемнадцать. Этот «новосел» встал у двери и с ужасом смотрел на меня и атлета. Пришлось внести предложение о том, чтобы постоянно ходить в рубашках с длинными рукавами и не светить мышцами. Предложение насчет паранджи на морду не прошло.
Каратист-сутенер вошел к нам спокойно. Он давно сидел в «Крестах» и знал все здешние порядки. Моряк тоже не тормозил, как и «кидала»-грузин. Начали мы жить спокойно, соблюдая правила социалистического общежития и не мешая друг другу.
Раз сплю себе тихо и мирно, даже шконку простыней занавесил. «Малолетка» вдруг затормозил - выдернул из рамы гвоздик и стал его вбивать в стену эмалированной кружкой. Атлет на него наехал. Тут открылась дверь. Я высунулся из-за занавеса и вызверился на придурков, поднявших шум. К нам как раз вошел солидный мужчина (как потом выяснилось, ранее не судимый лидер известной ОПГ). Как он после признался, опера в отделе обещали ему в тюрьме «пресс-хату». Когда он увидел меня и атлета, то подумал, что вот оно, началось. Две ночи он не спал, а лишь делал вид, что спит, - опасаясь, что мы на него сонного нападем.
У каждого были свои задвиги. И это несмотря на то, что мы встречали новичков нормально, даже сумасшедших.
Тройной душегуб
Только обжились мы в камере, как снова открывается дверь и на входе замаячил очередной «пассажир». Говорить, что у нас нет спальных мест, было бесполезно. Сотрудники как аргумент обычно рассказывали нам про «хату», где на таких же девяти квадратных метрах обитали восемнадцать рыл.
К нам втолкнули сильно запущенного средних лет человека. Мы первые поздоровались с ним, пригласили пройти. Он не ответил - сел на шконку и поведал, что к нему недавно теща приходила (по обвинительному заключению, он по пьяни застрелил из охотничего ружья тещу, жену и соседку). Ему эта теща покойная, типа, про нас всех поведала. Дальше убивец рассказал, какие срока мы получим. В общем, каждый из нас получил как минимум пятнадцать лет или высшую меру - расстрел.
Мы были людьми не суеверными, но настроение он нам испортил. Дали ему бутерброд с колбасой и положили спать. Тогда под шконой спать было не впадлу - летом так вообще самое козырное место, где не так жарко. Мы тоже улеглись. Только тройной убийца шепотом все с тещей спорил. Под его бормотание я задремал, соседи тоже. Новичок увидел под шконкой спрятанную заточку для резанья хлеба. По ходу дела он совсем разругался с покойной мамой жены и решил с ней разделаться. Убивец взял самодельный нож и полез резать лидера ОПГ, приняв его за тещу. Хорошо, что я проснулся и долбанул психа ногой. Лидер ОПГ вскочил. Тут на него снова бросился убийца. Только против мастера спорта по боксу в тяжелом весе заточки мало. Мы не стали бить придурка, а просто позвали вертухая и попросили поместить больного в стационар. Пришел опер, заявил, что «мокрушник» косит под дурика, чтобы «вышки» избежать, и велел перевести его в другую камеру.
Чуть погодя корпусной открыл «кормушку» и поведал нам о том, что наш «охотник» попал в «хату», где сидели рецидивисты, и прямо с порога стал лупить их по мордасам. Авторитеты поначалу опешили - подумали, что это спецназ в гражданке заявился или власть сменилась и воров уничтожают. Потом разобрались и сами отдуплили психа, да так, что его потом в больницу положили.
Надо быть самим собой
К нам снова кинули азера, на этот раз здорового. Видя, что мы мирные люди, он уселся и принялся врать. Часа два он вообще не закрывал рот, рассказывая, что владеет всеми языками, знает всех правителей, зарабатывает миллиарды, метко стреляет и пользуется успехом у сногсшибательных блондинок (хотя, по мне, так ему только обезьян оплодотворять, и то насильно).
Сначала нас развлекала его болтовня. После я вежливо попросил его помолчать или почитать газету, но он продолжал говорить. Тогда я попросил его читать газету не вслух. Новичок принялся на меня орать и оскорблять, за что получил по морде. Добавить я не успел - разняли соседи. Потерпевший забился под шконку и оттуда сверлил меня ненавидящим взглядом. Спокойно ему объяснил, что если скажу, то никто уже не станет вмешиваться. Или пусть он перестанет зыркать, или нам нужно разобраться один на один.
Драться он не решился и заявил, что его преследуют по национальному признаку. Наш грузин заметил, что просто вести себя нужно нормально. Через пару дней у меня состоялся суд, и я вышел на свободу.
Эта недолгая посадка меня многому научила. Достаточно сказать, что когда я сел в следующий раз в провинции, в карантин СИЗО заехал, возвращаясь с суда, «смотрящий» за тюрьмой. У него даже мысли не возникло попросить меня уступить ему угловую (положенную блатному по рангу) шконку, на которой расположился я. Мы со «смотрящим» сразу же увидели друг в друге ровню - людей, умеющих себя вести в неволе, хотя у него засижено было двадцать лет, а у меня на тот момент - всего несколько месяцев в СИЗО.
Я уже говорил вначале: как себя поставишь, так и будешь жить.
Игорь Залепухин
По материалам газеты
"За решеткой" (№2 2011 г.)
http://www.tyurma.com/pervokhody