Зловещие тайны истории школы №1 в Беслане
История школы №1 в городе Беслан - это не только кровавые события в сентябре 2004 года, когда путинские банды из огнеметов и танков расстреляли сотни осетинских детей.
Эта школа скрывает и другие зловещие тайны, о которых молчат российские СМИ, Кремль и осетины.
Кровавая история Бесланской школы началась вовсе не в 2004 году, а гораздо раньше, в 1992 году, и первыми заложниками этой школы, которых удерживали в том же спортзале, были не осетины, а ингуши.
Документальную историю ужасов концлагеря для ингушей, который был размещен именно в школе №1 города Беслан, рассказал ингушским журналистам живой свидетель тех событий, бывший одним из узников этого концлагеря.
Бесланская школа №1 была концлагерем для ингушей в 1992 году.
Рассказ узника русско-осетинского концлагеря школы №1 города Беслан Измайлова Башира, 1975 г.р., уроженца города Грозного (ныне Джохар).
…Я находился в заложниках у осетин с 1 по 6 ноября 1992 года в спортзале школы № 1 г. Беслана. Мне тогда было 17 лет и я никогда не забуду эти события.
Я родился и вырос в Грозном. Отец мой умер, когда мне было 12 лет, и мать одна воспитывала нас и еще двух моих братьев. В 1992 году я окончил школу. Мама отправила меня в Нальчик к своему двоюродному брату, чтобы он помог мне поступить в университет.
Провалившись на экзаменах, я продолжал проживать в Нальчике у дяди, часто навещая маму и младших братьев. 1 ноября 1992 года я в очередной раз выехал в Грозный на рейсовом автобусе Нальчик-Грозный. В автобусе шли разговоры, что началась война между осетинами и ингушами, что вряд ли автобус пропустят в Грозный и т.д.
Наш автобус остановили в г. Беслане. В салон зашли несколько мужчин с автоматами, они были возбуждены, кричали на плохом русском языке, требуя документы у всех пассажиров. Как только они видели в паспорте национальность ингуш, пассажира сразу грубо выталкивали из автобуса. Я заметил, что паспорта людям не возвращали, и чтобы сохранить свой документ, сказал, что у меня нет паспорта, но являюсь ингушом.
Тогда один из мужчин схватил меня за руку и начал тащить к выходу. Всего из автобуса вывели около 10 ингушей, среди которых были две женщины с детьми – у одной грудной ребенок, у другой – мальчик 4-5 лет.
Вокруг нас собралась возбужденная толпа осетин. Я обратил внимание, что недалеко стоял еще один автобус, из которого тоже выводили людей. Этот автобус был окружен вооруженной толпой и два милиционера пытались не допустить самосуда, активно споря с гражданскими. У меня сохранялась вера в милицию, и я надеялся, что эти два милиционера обратят и на нас внимание. К нам они так и не подошли.
Нас оскорбляли из толпы, говорили, что якобы ингуши режут осетин. Вдруг подъехала белая «шестерка», из которой выскочили два автоматчика. Они с криком «ингуши» выхватили одного парня из нашей группы, затолкали его в машину и уехали. «На расстрел», - объяснили они одному из наших охранников. Все это время я воспринимал происходящее не совсем серьезно.
Через некоторое время подъехал потрепанный автобус. Меня удивило, что в нем было всего несколько сидений. Нас затолкали в него и положили на пол, даже женщин с детьми. Помню, как одна из них, та, которая с грудным ребенком, плакала и просилась на сиденье. Привезли нас в здание школы № 1 и загнали в помещение спортзала. Там уже находились около ста с лишним ингушей – мужчин, женщин, детей. Многие из них были захвачены на дороге «Ростов-Баку», проходящей через Беслан, когда ехали на автобусах, на собственных машинах.
Ближе к вечеру привезли еще человек 20 ингушей. Они объяснили, что их сняли с самолета, прилетевшего в аэропорт Беслана из Москвы. Помню, как они рассказывали, что осетины забрали все деньги и золотые изделия, присвоили их багаж. В спортзале не было стульев, туалета. Нас не кормили, нам не давали воду. Охранники постоянно оскорбляли мужчин, придирались по любому поводу.
Вечером, когда начали плакать маленькие дети, один из заложников, его звали Тимур, он тоже был из Грозного, потребовал, чтобы отпустили женщин с детьми, или их отвели в другое помещение, где можно покормить. В ответ на это требование, один из 15-ти наших охранников – круглолицый осетин низкого роста начал стрелять из автомата поверх голов. Его одернул другой осетин, даже попытался забрать у него автомат. Пули попали в стену и осыпалась штукатурка. Круглолицый случайным выстрелом прострелил себе ногу, после чего вбежали еще несколько вооруженных осетин и обоих увели.
Ночью заложникам позволили выходить по одному в туалет. Однако ни воду, ни хлеба не принесли. Особенно было жалко детей. Я с большим трудом заснул на полу, надеясь, что завтра нас освободят.
На следующий день начались события более ужасные, которые никогда не сотрутся из моей памяти. Утром в спортзал стали врываться возбужденные группы людей, как они представлялись – ополченцы, гвардейцы. Они рыскали по спортзалу, выводили мужчин и жестоко их избивали.
Выбирали они молодых, крепких. Сильно избили Тимура. Особенно много ударов наносили в голову. Затем они отобрали около пяти парней, я помню, что один из них был Яндиев, которого взяли в заложники в аэропорту, и вывели на улицу. Раздались выстрелы. Их расстреляли.
Я все время держался рядом с Тимуром и с женщиной Лейлой из нашего автобуса, помогая ей возиться с грудным ребенком. И когда к Тимуру подошли двое осетин с автоматами, чтобы вывести на расстрел (они кричали, что убили кого-то из осетин, и им нужно еще одного расстрелять), я набросился на них с кулаками и получил сильный удар прикладом автомата по голове. Другие мужчины тоже начали кидаться на вооруженных осетин. Тогда в нас начали стрелять в упор. Убили Тимура и еще двух ребят, и одного пожилого ингуша по имени Багаудин ранили.
Осетины вынесли три трупа, а раненого в голову и грудь Багаудина оставили на полу. Я не мог смотреть в его сторону, так как впервые в своей жизни видел кровь и убитых. Другие заложники помогали Багаудину, перевязывали рану, используя в качестве бинта собственные рубашки.
Из-за удара прикладом по голове, меня сильно тошнило. Я попросил одного из охранников, которого звали Таймураз, дать мне выйти в коридор, чтобы не стошнило на пол. Он сопроводил меня до туалета. Там я потерял сознание. Очнулся в спортзале. Мне казалось, что прошло много времени, оказывается всего один час прошел с момента расстрела в зале. Раненый Багаудин умер. Начала умирать грудная девочка Лейлы.
Возмущенные требования старших ингушей освободить Лейлу осетины не воспринимали, особенно измывался один из них, предлагая задушить девочку - ей так будет легче умереть.
Я все еще был в шоке от совершенного на моих глазах убийства четырех ингушей, среди которых оказался мой товарищ по несчастью Тимур и долго не мог прийти в нормальное состояние. В зале было 17 детей, в возрасте от 5 месяцев до 11 лет. Надо отметить, что кроме самых маленьких, которые плакали, остальные вели себя мужественно.
Я постепенно вступил в контакт с охранником Таймуразом, который был старше меня на два года. Он рассказывал, что ингуши напали на осетин, что идет война и т.д. Во время разговора с ним, в зал опять с криками и руганью ворвались пять-шесть вооруженных автоматами осетин. Они наспех начали отбирать мужчин среди заложников, связали им руки.
Двое из них подошли ко мне и подтолкнули к группе отобранных. Таймураз вступился за меня, объясняя им, что я еще молод. Они начали ругаться друг с другом на осетинском, но Таймуразу удалось отбить меня. Трех мужчин вывели на улицу и больше не приводили. Таймураз сказал, что их повезли расстреливать, что он спас мне жизнь.
Вторую ночь я так и не смог заснуть. Утром услышал стоны Лейлы, потом раздались крики других женщин. Постепенно до меня дошла причина криков: умерла девочка Лейлы и по всему залу причитали женщины. Отворачиваясь друг от друга, плакали и взрослые мужчины.
У меня не было сил реагировать на случившееся. Я встал и пошел искать Таймураза. На дежурстве были другие охранники, Таймураза я больше так и не увидел. Лейла – мать умершей девочки, потеряла сознание. В это страшное утро нам впервые в зал принесли 20 буханок хлеба и бросили на пол. Воду принесли только ближе к обеду – три ведра. Лейлу с трупиком девочки куда-то увезли и с тех пор мы ее не видели.
4 ноября осетины увезли нескольких женщин с детьми, сказали, что на обмен. 5 ноября из нашего зала отобрали пятерых парней и увезли на расстрел. В этот же день вечером спортзал посетил какой-то высокий чин из Москвы – я помню, что он называл себя руководителем какой-то комиссии и спрашивал про условия содержания.
После его ухода в спортзал ворвались вооруженные осетины и увели сразу десять парней, среди которых был студент из Орджоникидзе Баркинхоев. Их расстреляли и наши охранники жаловались своему старшему руководителю, что мол заложников забирают и расстреливают без ведома какого-то другого командира, более высокого рангом, которому, как я понял, все они подчинялись.
Для меня ад закончился 6 ноября. В этот день всех женщин и детей вывели из школы и посадили в автобус, специально приехавший из Назрани. Потом зашел милиционер и стал отбирать еще заложников, чтобы посадить в автобус. Несмотря на мои протесты, мужчины выбрали меня, считая меня молодым и я оказался в числе освобожденных. Около 70-80 заложников в спортзале еще оставалось, когда я уходил. Автобус привез нас в Назрань, на центральную площадь.
Много времени прошло с этого времени. И место своего страшного плена я увидел в сентябре прошлого года. Город Беслан. Школа № 1. Спортзал. Тот самый, где я и сотни других ингушских заложников пережили настоящий Ад.
